Павел Самиев: «Банкиры не осознают значимость новых требований ЦБ».
– Какие угрозы для банков вы считаете основными в 2012 году?
– Думаю, что это неопределенность. Сложилась уникальная ситуация с точки зрения прогнозов на год. Сравним: в 2008 году все – и власть, и регуляторы – говорили, что Россия останется «тихой гаванью». Потом начался кризис, и все стали давать алармистские прогнозы о резком падении качества активов. Прогнозы оказались неправильными, но они хотя бы были однонаправленными.
Сейчас даже официальные прогнозы регулятора неконкретны. Алексей Улюкаев сказал, что рубль будет либо падать, либо укрепляться. Другие представители регулятора говорят, что непонятно, хватит ли на всех антикризисных инструментов. Банки не понимают, что делать – то ли создавать запас ликвидности, сдерживать кредитование, то ли, наоборот, увеличивать активность.
– Что сейчас происходит с ликвидностью?
– Раньше монетарная политика предполагала эмиссию денег под приток валюты, кроме того, на рынок поступали бюджетные деньги. Было легко прогнозировать сезонность или колебания ставок в связи с проблемами с экспортной выручкой или бюджетным дефицитом.
Сейчас возникла новая ситуация, и ее опять же сложно прогнозировать. В начале года бюджетные деньги были заморожены, и это повлияло на ситуацию в банковском секторе. Чиновники хотели иметь резерв на всякий случай, но никто не думал, как это сказывается на всей экономике. У банков сейчас есть ликвидность, ситуация не критична. Но сама система поступления ликвидности в экономику не должна определяться эмиссией под валютную выручку и бюджетными расходами.
Наш межбанковский рынок очень нервный, в случае ухудшения ситуации в Европе на него рассчитывать нельзя. Понадобятся беззалоговые кредиты, простой и очень удобный инструмент. Даже если ситуация не критическая, его могут разморозить по просьбе госбанков. Они на этом получат процентную маржу, и это неплохо. Однако, на мой взгляд, при выдаче беззалоговых кредитов надо ввести еще одно требование – по концентрации и по связанным лицам. И, когда начнется выдача беззалогов, не стоит производить управляемую девальвацию.
– Банк России проявляет пристальное внимание к ставкам по депозитам. На ваш взгляд, должен ли регулятор контролировать стоимость вкладов?
– На мой взгляд, это странная мера. Фактически ЦБ таким образом неявно говорит, что пруденциального надзора за банками недостаточно. Допустим, у банка все хорошо – Н-1, ликвидность, качество активов, резервы, требования к менеджменту, требования по ПОД/ФТ. Идут отчеты в Банк России и Росфинмониторинг. Все прекрасно. Но тут ЦБ вдруг говорит – «возможно, мы что-то пропустили, поэтому мы опасаемся, что банк может себе позволить привлекать депозиты по 14%». Что пропустили? Это какой-то абсурд. Это называется претензия к самому себе.
Контроль за ставкой – это тарифно-ценовое регулирование. Регулированием цен можно заниматься в трех случаях. Первый случай – это естественная монополия. Тарифы устанавливаются нормативным путем, потому что на рынке априори нет конкуренции. Второй случай – если есть признаки сговора, в том числе демпинговый сговор. Высокая ставка – это, условно говоря, демпинг, но в таком случае придется признать, что есть какой-то сговор по части ставок по депозитам, но ведь это явно не соответствует действительности. Третий случай – когда цена или тариф субсидируются. Только эти три категории попадают под несвободное ценообразование, когда требуется регулирование.
Но депозитная ставка – это свободная ставка, которую банк ставит на свое усмотрение, исходя из своих бизнес-показателей. Если он исполняет требования всех регуляторов, зачем же еще и ставку по депозиту контролировать? Я считаю, это в принципе неправильно. Давайте тогда регулировать цены на бензин, на масло, на молоко, на хлеб.
– На бензин правительство периодически пытается регулировать цены вручную.
– Ручное управление цены на бензин можно хоть как-то оправдать тем, что на этом рынке олигополия, и есть признаки ценового сговора. Но в случае с депозитами рынок достаточно конкурентный. Зачем его регулировать, ведь есть нормативы, которые не дают банку вести чересчур рискованную политику.
Зато я считаю, что было бы логично сделать дифференцированную систему отчисления взносов в фонд страхования вкладов. Ведь принцип страхования подразумевает зависимость стоимости полиса от уровня риска.
– Большие банки и будут самыми устойчивыми. И опять выиграют.
– Этот тезис верен часто, но не всегда. Вообще в системе страхования вкладов есть и другие нелогичные принципы. Например, отчисления идут от общей суммы депозитов, а не от тех, которые попадают в эти 700 тыс., это тоже немного странно. На мой взгляд, если банк соответствует пруденциальным требованиям, но ведет рискованную политику, он должен платить больший взнос в ССВ.
С другой стороны, есть банки, которые устанавливают высокие ставки, но возвращают деньги. Модель бизнеса позволяет им привлекать дорогие депозиты. Самый известный пример – банк «Русский стандарт».
А представим ситуацию, что банк сильно рискует на рынке, только привлекает вклады не под 13–14%, а, допустим, под 9%. А еще выпускает облигации под 10%. Внимание ЦБ не привлекает. Но если банк ведет рискованную политику, если там что-то нечисто, неважно, какая у него ставка, 13% или 7%. Важно, что он может скоро обанкротиться. Есть банки, которые депозиты привлекают всего под 9%, но я бы за них не поручился.
– Интересно, что это за банки...
– Не стану называть их. Выскажу еще один аргумент против особого внимания к ставкам по вкладам. У банка есть депозитный продукт под 14%. Он сделан специально, чтобы люди приходили в банк. Но 14% распространяются только на вклады на три года на сумму от миллиона рублей. Этот продукт – «якорь». И, может, у этого банка 90% вкладов привлечены под 10%, а не под 14%. Но у него есть такой продукт, который заманивает клиентов. Банк обманывает потребителя? Нет. Он набирает вклады под избыточную ставку? Нет. В чем претензия ЦБ? Непонятно.
– На что еще жалуются банкиры?
– Банкам стало сложно зарабатывать. Падает качество активов. Очень сильно возмущаются частные банки и особенно банки в регионах, которые работают с физлицами и МСБ. Сбербанк, пользуясь преимуществами своего положения, наличием дешевых денег и административной помощи, очень активно переманивает клиентов. Сбербанк может сейчас своими ресурсами задавить любой банк на любом рынке, идти на демпинг, сознательно забирая для себя всю клиентскую базу.
Понятно, что перед Сбербанком стоит задача стать эффективным крупным быстрорастущим современным банком. И для банка, и для страны, вроде, цель правильная – иметь такой крупный госбанк. Однако его мощь стала давить на банковскую систему. Но нам нужны частные банки. Поэтому надо развести деятельность государственного коммерческого банка и частных коммерческих банков.
Сбербанк может добиться роста бизнеса и капитализации, если он начнет активно развиваться на зарубежных рынках. Сбербанк должен становиться глобальным банком, иначе он в России «съест» весь банковский рынок. И это станет минусом для системы.
– Как защитить конкуренцию? Запретить законом «излишний рост»?
– Нет, на мой взгляд, законодательно ограничивать неправильно. Не надо делать из Сбера отдельно регулируемый банк. Он такой же коммерческий банк. Кроме того, есть много банков, среди акционеров которых федеральное правительство или муниципалитеты. Они не должны регулироваться на особых основаниях.
Государство как акционер могло бы ставить ограничения, чтобы банк, принадлежащий ему, не оказывал вредного влияния на рынок. Это было бы совершенно нормально. Возьмем, например, Россельхозбанк. В нем соединены две функции, которые между собой иногда вступают в противоречие, – он и коммерческий банк, и банк развития. Но Россельхозбанк регулируется на общих основаниях. Акционер государство ставит определенные задачи менеджменту по развитию сельского хозяйства и при этом задает минимальные требования по качеству активов, рентабельности, понимая, что банк не получает ту прибыль, которую мог бы получать. Так и со Сбербанком: нужно переориентировать его на другие рынки, чтобы не мешать частным российским банкам.
– В чем еще проявляется давление Сбербанка на рынок?
– Сбербанк является маркетмейкером с точки зрения ставок. Например, Сбер заявляет, что будет повышение ставок по депозитам. Он еще ничего не повысил, а просто объявил, и остальные банки начинают двигаться за ним. Но очень странно, что источником словесных интервенций становится один из участников рынка, а не представители ЦБ, заявляя о ставке рефинансирования, или представители Минфина, давая прогнозы по инфляции, например.
– Со ставками по кредитам такая же ситуация?
– Да. Сбербанк заявил, что скоро будет повышать ставки по кредитам. Частные банки встали перед дилеммой: если они сейчас заморозят свою кредитную активность до того момента, как ставка вырастет, то они теряют конкретный бизнес сейчас, потому что Сбербанк продолжает кредитовать. Другой вариант – не ждать, кредитовать под сегодняшнюю ставку. Но если она вырастет, получатся процентные ножницы, потому что поднять цену на кредит задним числом нельзя, а пассивы к тому времени подорожают.
В итоге сейчас многие банки не понимают, что делать. Вроде бы нет необходимости копить и ждать, вроде бы нет необходимости активно кредитовать. Ситуация патовая.
– Какие ниши наиболее перспективны для частных банков в 2012 году?
– Малый и средний бизнес. Здесь велика роль МСП-банка. При маленьких объемах, которые, кстати, растут, сам факт наличия такой программы очень важен. Также важна роль АИЖК, гарантийных фондов. Другие сегменты, которые в этом году будут расти быстро, – торговое финансирование и ипотека.
– Хватит ли на рынке места всем банкам?
– Есть ряд банков, которые с началом кризиса перестали расти. Они «окуклились» и сидят на какой-то ограниченной клиентской базе, которая в лучшем случае не уменьшается. Но у многих таких банков количество клиентов начинает сокращаться. Эти кредитные организации могут проработать еще несколько лет, но будут генерировать только убытки.
– Опишите типичный портрет такого банка.
– Это банк, который специализируется на малом и среднем бизнесе, при этом у него нет какой-то ниши. Или у него мало клиентов, 40–50 заемщиков, розница только в привязке к корпоративу. Такой банк не подключается к программам МСП-Банка и АИЖК, отсекает новые ниши. Либо у банка, напротив, есть специализированная ниша, и он может кредитовать какую-то отдельную отрасль, но не происходит роста его клиентской базы.
Проблема в том, что такой банк может еще работать долго, но он явно будет работать уже в убыток. Если он обслуживает финансово-промышленную группу, то в ее рамках, даже будучи убыточным, может просуществовать. Но даже в этом случае акционеры могут решить избавиться от банка.
Некоторые банки будут постепенно сворачивать бизнес и будут проданы. Но может произойти и мошеннический вариант закрытия банка. К тому же грядут новые вызовы в виде более жестких регулятивных требований.
– Что это за требования?
– Основные требования, которые наш регулятор постепенно вводит, соответствуют международной практике. В первую очередь это еще большая прозрачность, особенно с точки зрения взаимоотношений банка с акционерами, с другими бизнесами акционеров. Мы, конечно, исторически сильно отстаем от других стран в части прозрачности и уровня концентрации активов.
– Потому что в советской экономике были отраслевые банки.
– Да, и до сих пор даже у крупных банков, например, Газпромбанка, уровень концентрации такой высокий, что он вызывает ступор у иностранцев, когда они видят эти цифры. А когда выясняется, что из десяти крупнейших заемщиков пять так или иначе связаны с акционерами, это вообще нонсенс.
Для России типична следующая картина. Есть банк, и есть промышленная группа, которая вокруг этого банка сформировалась (А). Основной кредитор этой промышленной группы, как правило, этот же банк. И есть другая промышленная группа (Б), которая возникла вокруг банка, и она же является основным заемщиком своего банка.
В нормальной ситуации этот банк тоже обслуживал бы частично свою группу, но он был бы, допустим, 3–4 номером, а остальное давал бы другим банкам, на основе рыночной конкуренции. И возникло бы перекрестное кредитование, когда группы А банк кредитовал бы промышленные активы группы Б, а банк группы Б кредитовал группу А. Этот вариант гораздо лучше, так как внутри экономики выстраиваются связи. Кроме того, банк не замыкается на собственную группу. Ведь обычно, когда возникает какая-то проблема в группе, то банк становится самым слабым звеном, и им обычно жертвуют в первую очередь, что и доказали Межпромбанк и Петрофф-банк. Ведь изначально проблема возникла в группе, но пожертвовали банком. Потому что из него проще всего вывести все активы. А заводы и фабрики жалко, тем более, что они потом восстанавливаются. И вот предположим – я, конечно, теоретизирую – но если бы, к примеру, Межпромбанк кредитовал бы группу «Бородино», а Петрофф-банк кредитовал бы активы Пугачева, исход для обоих банков был, наверное, иным. Было бы нормальное обеспечение по кредитам, был бы риск-менеджмент.
А так просто было принято решение сначала из своего одного кармана деньги переложить в другой, а потом всем внешним кредиторам показать фигу. Вот это самый неприятный исход.
– По всей видимости, там шла речь о мошенничестве.
– Я за руку их не ловил, поэтому не могу сказать. Скорее всего, да. Пусть компетентные органы разбираются. Но с экономической точки нужно развивать рыночное кредитование и внутри группы по рыночным ценам. И тогда само банкротство проходило бы по совершенно другому сценарию.
Нужно выстраивать соответствующую нормативную среду. Видимо, силами не только ЦБ, но и ЦБ тоже. Только надо здесь не переубеждать, а устанавливать принуждение через встроенный механизм. Надо ввести более жесткое регулирование, отслеживание по связанным сторонам, по концентрации, и тут же простимулировать, что группа не сможет полностью обслуживаться в своем банке. Она будет искать новые банки извне.
– Нарисуют, что это не группа...
– А вот нужно это стараться выяснять. И есть очень важный момент – это консолидированная отчетность холдингов. У нас она практически отсутствует. Конечно, все хотят сделать непрозрачными операции внутри холдинга, это мечта любого банкира в любой стране, это не только у нас. Просто у нас это сделать проще. Когда у тебя в одном кармане деньги, и ты перекладываешь их в другой карман – это нормальная ситуация, без разницы, ты переложил их или уронил по дороге. Но когда ты берешь в свой карман чужие деньги, а потом их роняешь, как Петрофф-банк, это уже совсем другое дело. Банк России сейчас стремится все это отслеживать и в том числе вводит списки «серых» аудиторов.
– Аудиторы покрывают связанность сторон?
– Да, и что интересно, в списке ЦБ в основном небольшие аудиторские компании. Но, по нашему опыту, список немного отличается. Мы знаем, что и крупные аудиторы являются комфортными. Они не видят явно связанных сторон.
– Международные компании тоже не замечают концентрации рисков?
– Да. Ведь хотя компании зарубежные, но люди-то работают наши, свои в доску. ЦБ старается отслеживать всю цепочку, собственников в том числе. Но пока не будет контроля над холдингами и консолидированной отчетностью по холдингам, процесс будет незавершен. Сложность в том, что неясно, как наделить ЦБ полномочиями контроля холдингов, потому что это уже получается не банковский, а некий общеэкономический надзор.
Однако отмечу, что во многих странах банковский регулятор собирает консолидированную отчетность холдинга, для того чтобы обследовать активы банка. У нас же всегда, когда идет речь о законодательстве, регулятивных требованиях, при санации и банкротстве отсутствует понятие «облака» вокруг банкротящегося или санированного банка. Остальное рассматривается как внешняя оболочка. А банк – как вещь в себе. А на самом деле, надо изучать в первую очередь холдинг.
В этой связи мне не очень понятно, чем закончилась история с Петрофф-банком. Вроде бы другие бизнесы этого акционера работают, приносят прибыль. А ЦБ не получил деньги обратно. Если бы это происходило в другой стране, все деньги акционера ушли бы на покрытие этого долга.
– На какие еще новые требования со стороны ЦБ банкиры не обращают должного внимания?
– Ужесточается регулирование в части качества активов, это касается 110-й инструкции. В какой-то степени это движение в сторону базельских принципов. В частности, предусмотрено применение рейтингов. Если у заемщика рейтинг высокого уровня, то коэффициент риска резко уменьшается.
С 1 июля это требование вступит в силу. Если у банка останутся крупные заемщики с недостаточно хорошим финансовым положением и без рейтинга, то у этих банков может произойти снижение Н-1 примерно на 2–3%.
По своему общению с банкирами я вижу, что многие даже не понимают этого. Банкиры обычно боятся 254-П, проверки и требования увеличить резервы на огромную сумму. А то, что с 1 июля у них Н-1 упадет на 3%, понимают не все. В России сейчас много банков, у которых Н-1 равен 12–13%. Что с ними будет, если они не подготовятся – это вообще загадка. И будет ли какой-то льготный период… Возможно, будет, а может, и нет. ЦБ заранее предупреждал и давал банкирам время на подготовку. 110-И вступает поэтапно. Она была обнародована прошлым летом, и первый этап вступил в действие с 1 октября 2011 года, часть требований вступает в силу только с 1 июля этого года. Времени было много.
– А кто не понимает? На каком уровне менеджмента?
– Руководство банков второго эшелона спрашивает: «Мы знаем, что произойдут изменения. А что, все может настолько серьезно поменяться?» Они примерно представляют, что это может быть, как с операционным риском, который дал эффект на половину процентного пункта, даже меньше. А на самом деле, для многих банков, особенно у тех, у кого в портфеле крупные заемщики и высокая концентрация, эффект может оказаться куда более серьезным. И ЦБ вполне может не дать никакого льготного периода, потому что это изменение объявлено заранее. Банкам уже давно пора снижать зависимость от крупных заемщиков, стараться, чтобы заемщики улучшили свои финансовые параметры или получали рейтинги. Некоторые банки готовятся, а некоторые нет, и какова будет их судьба, на данный момент непонятно.
Елена Бродская
Источник: Bankir.ru